Перший німецький роман про сім’ю остарбайтерів написала дочка східної робітниці

Роман німецької письменниці Наташі ВОДІН  про її втрачену і через десятиліття знайдену історію  мами-українки наблизить до вас мій діалог із авторкою. Цей роман 2017 року відзначений премією Книжкової виставки у Лейпцігу, де наприкінці війни працювали її батьки-остарбайтери. Він  перекладений різними мовами. 2019 року став доступним і  українським читачам.

Справжнє прізвище авторки – Вдовіна. Батьки – Євгенія і Микола,  місце народження – містечко Фюрт поблизу Нюрнберга.  День народження – початок зими 1945 року.

Процитую кілька початкових абзаців роману.

«Мама вкоротила собі віку в провінційному західнонімецькому містечку, неподалік від поселення для іноземців без батьківщини, як тоді називали колишніх примусових робітників. Мабуть, не було в цілому світі, крім мене із сестрою, жодної живої душі, яка б її знала.

Примарною ілюзією було розшукати через десятки років в океані забутих жертв слід молодої жінки, про яку я знала, власне, тільки ім’я  Євгенія Яківна Іващенко.

Українська мова розчинялася в моєму сприйнятті в російській, і коли я хотіла уявити собі маму в її молодості в Маріуполі, то вона завжди поставала мені в російських снігах. Вона йшла, одягнена у своє старомодне сіре пальто з оксамитовим коміром – єдине пальто, яке я будь-коли на ній бачила, – йшла темними заледенілими вулицями в якомусь безмежному просторі, крізь який споконвіку свистіла хурделиця. Сибірські сніги, які вкривали всю Росію й Маріуполь теж, зловісна імперія вічної холоднечі, в якій панували комуністи.

Дитячі уявлення про місце народження мами протривали в моїх внутрішніх, недоступних нікому комірчинах десятки років. І навіть коли я вже давно зрозуміла, що Росія та Україна – дві різні країни і що Україна нічого спільного із Сибіром не має, все ж це знання ніяк не змінило мого образу Маріуполя.

Одного дня я, гортаючи газету і саме збираючись перескочити через спортивну сторінку, зауважила слово Маріуполь. Німецька футбольна команда, читала я у статті, прибула в Україну на матч із маріупольською командою «Іллічівець». Уже сам факт, що це місто мало свою футбольну команду, подіяв на мене як холодний душ, мій внутрішній Маріуполь розкришився, як порхавка. Мене справді найменше у світі цікавить футбол, однак саме завдяки футболу я вперше натрапила на справжній Маріуполь. Я дізналася, що це місто має надзвичайно м’який клімат, що це – портове місто на Азовському морі, наймілководнішому й найтеплішому морі у світі. У статті описувалися довгі й широкі піщані пляжі, виноградники, безкраї поля соняшників. Німецькі футболісти страждали від літньої спеки, яка наближалася до сорокаградусної позначки.

Дійсність видалася мені ще менш реальною, ніж моє уявлення про неї. Вперше після смерті мама постала як особа, що існує поза мною. Це було так непоєднувано: моя мама і південь, моя мама і сонце, море. Мені довелося перевести всі свої уявлення про її життя в інші температури, в інший клімат. Давнє невідоме перетворилося на зовсім нове Невідоме».

Біографічні факти. Роман Наташа Вод`ін присвятила молодшій сестрі. Тій було чотири, коли мами не стало.  Батько гастролював із так званим козацьким хором. Наташа після католицької школи працювала друкаркою, згодом – перекладачкою з російської, а вже потім – німецькою  письменницею.

Опера Вагнера «Золото Рейну» музично допомагала мені писати цей текст. Її сюжет викликав нові асоціації після прочитаного.  Русалки граються у хвилях ріки, їх переслідує потворний карлик-нібелунг. Красуні насміхаються над ним і його намаганнями добитися їхнього кохання. Промінь сонця падає на вершину скелі, вона починає світитися. Це – золото Рейну. У нього свій секрет: хто зречеться любові, скує персня із цього золота  –  стане володарем світу.  

Любити, страждати, втрачати і осягнути, вибороти визнання – це про героїню художнього роману, де дуже багато від біографії самої пані Наташі. На спробу щось запитувати українською я почула від німецької письменниці, що вона  мене зовсім не розуміє. Тому запитання та  відповіді у скайп-розмові й листуванні збережу мовою оригіналу, тобто російською, щоб не руйнувати ритміки діалогу і його змогла прочитати моя віртуальна співрозмовниця.  

Наташа Водин.  Можно сказать, что совсем не понимаю украинского языка.Знаю вот эту песню«Повий, витре, на Вкраину, где покинул я дивчину».  Мы дома говорили только по-русски.

И.М. Прошло много лет после ранней смерти Вашей мамы, прежде чем Вы решились искать следы своего рода. Чем было вызвано такое решение?

Н.В. Это было не решение, а везение.  Долго искала сведения о своей маме, но ничего не находила.  И решила, что никогда ничего о ней не узнаю. Она существовала как-бы только в моей голове. У меня не было доказательств, что она вообще была на свете. Я не пробовала искать ее через Интернет еще потому, что  просто его еще не было. А потом я решила написать книгу. Для меня в ней самое важное – не сталинские репрессии, потому что я об этом недостаточно знаю, а принудительные работы советских граждан в Германии. В связи с этим я  решила писать книгу. Задала фамилию мамы в Интернет, и вдруг на меня покатилась целая лавина сведений. Это потрясло меня. Больше всего в жизни, наверное. Вдруг я нашла свою маму.

И.М.  За эти годы Вы удостоены премии Хильды Домин за «литературу в изгнании» — немецкому писателю, чьи творческие успехи связаны с пребыванием вдали от родины. Ваша родина – Германия, родина мамы – Украина. Речь идет об этой же книге?

Н.В. Премию дают за все творчество. Не только за одну книгу. Я получила за все мои книги. А в их центре всегда изгнание, жизнь в другой стране. И еще на философском уровне – вплоть до того, что мы все чужие на земле, не знаем, откуда и куда мы идем.

И.М. Тема остарбайтеров интересует  немецких читателей или Вы писали в первую очередь для себя, без оглядки  на книжный рынок и престижность темы?

Н.В. Тема не имела никакой престижности. Большинство людей ничего не знало об остарбайтерах. Или, во всяком случае, очень мало. Моя книга – первая художественная на немецком языке на эту тему. Я совершенно не ожидала, что возникнет такой интерес, причем не только в Германии, но и во многих других странах мира. Книгу сейчас переводят в Китае, Аравии. Моя мама сильно удивилась бы, если бы узнала, что ее историю читают  в таких дальних краях.

И.М. Ваша мама Евгения Яковлевна Иващенко родилась в богатой мариупольский семье. Итаьянцы, греки, украинцы  были в Вашем роду. Кто помогал Вам искать информацию в Украине и России?

Н.В. В первую очередь мне помогал  Интернет. Но огромную помощь в поиске  я получила от Игоря Тасица, который ведет форум азовских греков. Именно на этом форуме я и нашла фамилию моей мамы. Муж ее тети Ольги Иващенко был известный украинец с греческими корнями, философ и психиатр Георгий Челпанов. Еще участвовала в поиске Мария Пирго, тоже украинка с греческими корнями. Я им очень благодарна.

И.М.          «Среди непонятых стремлений и неоцененных утрат» –  такой двухтомник  посвящен памяти репрессированных греков Украины. Среди авторов  –  две украинские  гречанки: Мария Пирго (Донецкая область) и Елена Узбек (Харьков). Третий автор – Павел Мазур  (Мариуполь) – современник эпохи, которую  раскрывают в книге архивные документы.   Елена и Мария помогли мне дистанционно познакомиться с Вами.

  «Врагов народа» в СССР топили на баржах, чтобы не расстреливать, а потом хоронить. Ваша мама приняла решение утонуть, потому что и в конце 50-х гг. жизнь ее  в западной Германии была невыносимой.   Стремления Вашей мамы тоже перечеркнула тоталитарная система? Или  повлияла  психическая болезнь? Или  неприятие ее и детей немецким обществом?

Н.В. Думаю, что тут наложилось одно на другое. Она родилась в 1920 году, во время гражданской войны. Ничего, кроме войны, голода и страха репрессий она не знала в Украине. Когда ей было 24 года, она попала в Германию, в рабочий лагерь, где условия жизни были не на много лучше, чем в концлагере. Там убивали людей газом, тут – работой. Люди умирали от истощения, голода, болезней. После лагеря моя мама оказалась в стране, где у нее не было никаких перспектив. Славян не считали людьми. Их показывали с рогами и хвостами. И к тому же их ненавидели за то, что Советская Армия победила немцев, отняла у них часть страны.Во всем этом тогда были виноваты мы. Я рвалась в немецкое общество, у меня было еще все впереди. Моей маме было некуда стремиться. Она утопилась.

И.М. Вы действительно работали машинисткой и телефонным оператором, прежде чем начали переводить и  писать книги?

Н.В. Да. Для русско-украинской девочки это тогда было престижно. Самое большее, чего я могла добиться. Это в школе учили стенографию и  писать на машинке. Я этому выучилась. Никаких специальных курсов я не заканчивала.

И.М.  Вы дважды награждены премией братьев Гримм. У нас они ассоциируются со сказками, шире – изучением фольклора. О чем Ваши книги, награжденные премией братьев Гримм?

Н.В. О  людях без родины, чужих, бесперспективных. Премию братьев Гримм не дают за сочинение сказок. Они считаются образом, воплощением немецкого языка. Дается премия писателям с самыми разными темами.

И.М.          «Тюрьма языка»   –  название одной из Ваших книг конца 80-х годов.  Что для Вас стоит за этой формулой?

Н.В. Я бы перевела «Темница языка». Но это второстепенное. Это были стихи, которые я написала после моей эпопеи в России и потери любимого человека. Я тогда пыталась вернуться к немецкому языку, я его как-то потеряла за время моего пребывания в России. Мне даже начали сниться сны по-русски, чего до этого не было. Я пыталась вернуться к языку вообще. Было темно со словами. Я их не слышала, не видела, а искала в темноте.

И.М. «Где-то в этой темноте»  –  роман о Вашем отце будет издаваться в Украине?

Н.В. Пока никто не покупал права.

И.М. Когда в 70-х годах Вы как переводчица начали приезжать в СССР, не возникало желания побывать на родине мамы?

Н.В. Когда я работала переводчицей и часто бывала в Москве и Киеве, я даже не знала, что моя мама родилась в Мариуполе. Я ничего не помнила, потому что она умерла, когда мне было 10 лет. И то, что она рассказывала, было в полном тумане.  Не могла  вспомнить. Только очень постепенно, когда я углублялась в воспоминания, я находила какие-то малюсенькие детали.

 Я не знала, что ее сестра живет буквально рядом, когда я бывала в Москве. Если бы я это знала и если бы встретила сестру моей мамы, книга получилась бы, безусловно, другая.

И.М. Подробности личной жизни влияют на художественное перевоплощение героев книг. Повлияла ли на Ваши отношения с мужчинами  история Ваших родителей?

Н.В.  История моих родителей безусловно повлияла на все мою жизнь, и в том числе, конечно, на мое отношение к мужчинам. У меня, например, нет и никогда не было семьи.  Я нас с родителями и сестрой никогда не ощущала семьей и никак не могла увидеть в семье нечто желательное. Ну а потом я в результате своего детства была травмированным человеком и очень долго занята тем, чтобы душевно выжить. Тут было не до ребенка. Правда, большую частъ своей жизни я прожила в отношениях, два раза была замужем. И сейчас, в старости, я не одна, живу с очень хорошем человеком.

И.М. Ваш покойный муж –  писатель  Вольфганг Хильбиг. Вот что  узнала о нем, читая его  роман «Временное пристанище». Родился 31 августа 1941 года в Тюрингии. Его отец пропал без вести в 1942 году под Сталинградом. Дед Казимир Старлек жил до Первой мировой войны в польской провинции, в Люблине, иммигрировал в Тюрингию. Процитирую два фрагмента романа «Временное пристанище». Гедда,  подруга головного героя, имеет некоторые Ваши биографические черты, когда говорит об алкоголизме.

«Это самый трусливый метод самоубийства!» – заявляла Гедда. Она недолюбливала спиртное. Виноват в этом был ее русский отец, которого она все свое детство видела пьяным. Следствием этого зрелища стали не только ее неприязнь к алкоголю и пьющим мужчинам, но и то и дело прорывавшийся скепсис в отношении к пресловутому «русскому характеру», что бы под этим ни понималось, хотя черты этого характера были присущи и ей самой. Гедда – не настоящее имя, а псевдоним; она взяла его по совету издательства. Ее настоящее имя, сказали ей, слишком сложно для обложек книг, каковые должны соблазнять немецких читателей на покупку».

И второй фрагмент. Вольфганг Хильбиг писал о своем персонаже:

«Он в Нюрнберге, и это до сих не укладывалось в сознании. Вообще-то он не отсюда, но сейчас в Нюрнберге – городе, где молодцеватый мерзавец известного сорта щеголяет усами, скопированными с вильгельмовских. Нюрнберг – город реминисценций, город подделок; чтобы расширить ассортимент бутиков, здесь как будто растиражирован каждый гран человеческого существа. Стало быть, он в городе, где можно исчезнуть бесследно”.

В каком городе и при каких обстоятельствах  произошло Ваше знакомство – сближение двух бывших детей военного времени?

Н.В. О моем бывшем муже: Вольфганга Хильбига я, действительно, встретила в Нюрнберге. Он получил стипендию в Западной Германии и его выпустили из ГДР. Мы прожили около 2 лет в Нюрнберге, потом переехали в маленький винодельный городок в Рейнланд-Пфальц близко к французкой границе.

Я не понимаю, что Хильбиг имел ввиду, когда писал, что Нюрнберг –  город подделок. Наверно, мне непонятен перевод, но я сейчас на даче, где у меня нет книг Хильбига, и я не могу посмотреть. Скорей всего он назвал бы всю западную Германию страной подделок, и тот мерзавец мог возникнуть в любом месте. Именно к Нюрнбергу это, по-моему, не относится, а только к состоянию автора во время пребывания в Нюрнберге.

И.М. Я столкнулась в Нюрнберге в начале ХХI века с фактом, что  там давно отреклись от нацизма, но охотно покажут  гостиницу, в которой жил Гитлер во время нацистских сьездов, даже окна его номера, но не здание, где проходил Нюрнбергский процесс.   Мне так и не удалось увидеть, где собирался самый известный суд ХХ века,  потому что на туристических картах его не упоминали,  а  прохожие отправляли меня разными, иногда противоположными, маршрутами. Город я полюбила все равно. Писала о нем стихи и публицистику. Каким остается Нюрнберг для Вас?

Н.В. О городе Нюрнберге у меня не лучшие воспоминания. Я там провела свои первые 5 лет в сарае около фабрики, в котором мое родители спрятались после бегства от Красной Армии, потом нас переселили в лагерь для перемещенных лиц. Оттуда в новый лагерь в маленьком городке около Нюрнберга, где я жила до 19-и лет. Там покончила моя мама свою жизнь самоубийством, и вообще послевоенная жизнь в Германии была для нас кошмарная. Все это я описываю в своей книге о моей матери. Позже, уже когда я была взрослая, я жила еще раз более десяти лет в Нюрнберге, вместе с моим другом, который там работал в университете. Я не могла привыкнуть к жизни в этом городе, чувствовала себя там всегда неуютно. А если посмотреть со стороны, Нюрнберг, кажется, довольно симпатичный старый городок с крепостью, известным фонтаном на главной площади, самым известным в Германии рождественским базаром (только, увы, не в этом году) и ресторанчиками, где очень вкусно можно поесть. Гитлеровские построения на краю города, конечно, вызывают ужас. Долгое время их никто не трогал, непонятно было, что с этим «наследством» делать, теперь там, кажется,  мемориал.

И.М. Над переводом Вашей книги «Она была из Мариуполя»  львовская преподавательница Христина Назаркевич работала в Берлине как стипендиатка издательства Fischer. Ее работе также содейстовал  Goethe-Institut Ukraine. Вы общались с переводчицей Вашего романа Христиной Назаркевич, обсуждали  какие-либо моменты? 

Н.В. Да, я встречалась с Христиной, она была в Берлине.  Общалась с ней, кое-что обсуждала. К сожалению, я не могу прочитать украинский перевод. Очень жалею, но у меня не было возможности выучить этот язык. У меня не было украинских знакомых

И.М. Украинское издательство или сама переводчица уже прислали Вам авторский томик перевода «Вона була з Маріуполя» ?

Н.В. Нет, до сих пор я ничего не получила. Я уже больше года жду. Видела только в Интернете. Я не могу понять поведение издательства, откровенно говоря. Такого у меня еще никогда не было. Все присылают, только Украина не прислала. Я уже вспоминала, что мои книги переводятся в Китае, Аравии. Добавлю, что еще во Франции, Голландии, Италии. Недавно вышла книга во Вьетнаме. Меня это очень удивляет, почему интересует китайцев и вьетнамцев. Но мне объяснили переводчики, что у них тоже очень трагическое прошлое. Об этом во Вьетнаме еще не очень принято говорить. Но люди с большим интересом читают такие истории других, заграничных авторов. Этим и объясняется перевод моих книг в таких далеких краях.

Н.В. В Берлине живет прозаик  Михаэль   Целлер. В 2019 году он месяц работал в литературной резиденции Харькова над книгой о Второй мировой войне и современной войне на востоке Украины. Обстрелы почувствовал на себе и Мариуполь. Целлер назвал свою книгу «Каштаны Харькова». Ее уже перевели на украинский язык, она ждет выхода в  харьковском издательстве. Вы знаете этого автора? Возможно, слышали о его автобиографической книге, в которой тоже поиск, но теперь уже следов могилы родного дяди, Германа Целлера. Тот погиб под Харьковом летом 1943 года. Харьков и Нюрнберг – города-побратимы, и Михаэль Целлер приезжал несколько раз  по обмену писательских и других делегаций еще в 90-х годах. Возможно, вы знакомы?

Н.В. Я знаю о писателе Михаэле Целлере, более того, я даже жила с ним в Нюрнберге, но никогда не встречалась с ним и ничего не читала. «Каштаны Харькова» я бы очень хотела прочитать, но пока ее у нас в продаже нет.

И.М. Где Вы живете и работаете во время карантина – в Берлине или за городом?

Н.В. Я сейчас в Мекленбурге. Так называется земля – Мекленбург. Берлин,  можно сказать, мой родной город уже  больше, чем 25 лет. Кроме того, у меня маленькая рабочая квартирка в Мекленбурге на озере, примерно 250 км от Берлина. И я сижу здесь и выжидаю, потому что в Берлине много больных. Здесь я живу довольно свободно и работаю.

         Я желаю Украине, чтобы кончилась война, чтобы было спокойно, чтобы мы все могли нормально и радостно жить. Желаю вытерпеть эту страшную эпидемию, чтобы мы могли нормально общаться и видеть важных для нас людей.

Спілкувалася Ірина Мироненко.

Осінь-зима 2020 року

Вона була з Маріуполя / Наташа Водін; пер. з нім. Христини Назаркевич. – Чернівці: видавництво Книги – ХХІ, 2019.