ОТ ПЕРВОКЛАССНОЙ ПУБЛИЦИСТИКИ — К ПЕРВОКЛАССНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Из дневников французского писателя Жюля Ренара: «Торопитесь создать шедевр, пока у вас еще сохранилась вера в литературу. Долго она не продержится».

Это — присказка. А теперь — «сказка».

В нескольких словах сказать о такой яркой, оригинальной, свежей, глубокой, аналитичной, умной, превосходно написанной… написанной женской рукой, но по-мужски (в лучшем смысле этого слова)… в общем, в нескольких словах оценить книгу Тамары Логачевой «Рожденная в СССР» очень даже непросто.

Но я, кажется, уже оценил.

На этом можно было бы и закончить.

Но желательно добавить еще кое-что.

В первую очередь я бы, например, добавил, что автор — Личность. Сложная, но тем и интересная. Интересная своей многослойностью, многогранностью. К ней вполне применима самохарактеристика философа Бердяева: «Я — существо многоэтажное».

Личностью является далеко не каждый из наших двуногих собратьев, хотя почти каждый считает себя таковой. Но как поется в одной ироничной песенке: «Считать не вредно, вредно не считать».

По мысли того же Бердяева, Личность — достижение качественное, результат долгой и трудной работы над собой, над своим духовным развитием и ростом; в конечном счете — это мучительные попытки индивидуума приподняться над низменной, косной и агрессивной человеческой природой, построить «пирамиду выше себя». Кому и для чего нужны муки одиноких «строителей» — это уже не нашего ограниченного ума дело. Это — головная боль для Вышестоящих Инстанций (если, конечно, у тех божественных «Инстанций» имеются головы).

Металлические опилки вокруг магнита принимают определенное упорядоченное положение. В книге «Рожденная в СССР» Личность автора стала мощным магнитом, вокруг которого изящно выстроился огромный жизненный материал.

На этом можно и закончить.

Но желательно добавить еще кое-что. «Рожденная в СССР» — книга о Времени и о Себе. На ту же тему написал когда-то поэму «Во весь голос» Владимир Маяковский. Но Тамара Логачева написала лучше. И вовсе не потому, что у Маяковского, творившего в эпоху мрачного тоталитаризма, рот был заткнут, а у Логачевой, писавшей свою книгу в развеселые демократические времена, на языке было то же, что и на уме. Нет. Все дело в том, что Маяковский писал не о времени и о себе, а только лишь о себе. Эпоха интересовала его лишь постольку, поскольку ее осчастливил своим присутствием гений Маяковского. Эгоцентризм у Маяковского доминировал над альтруизмом. У Логачевой же напротив — альтруизм доминирует над эгоцентризмом. А потому она яснее, четче, глубже видит и себя, и окружающую действительность.

На этом опять-таки можно закончить.

Но по причине скверного характера я не могу удержаться, чтобы не ляпнуть ложку дегтя в бочку меда.

Я твердо убежден, что «Рожденная в СССР» — книга замечательная и уникальная. Но в ней немало «крутых виражей». И на некоторых «виражах» автора слегка «заносит». Заносы эти редки — они ничуть не ухудшают общего впечатления от книги и не снижают ее качественного уровня.

Вот парочка «заносов».

Исторические решения в Беловежской Пуще, превратившие развал Советского Союза из «де факто» в «де юре», Логачева объясняет исключительно происками злой воли кучки державных мужей. Трактовка явно упрощенная. Вполне очевидно, что развал Союза оказался результатом «тектонических процессов», вызревших в недрах общества. Налицо была очередная в истории человечества революционная ситуация, классическими признаками которой, как известно, являются нежелание низов по-старому жить и неспособность верхов по-старому управлять. В «исторический водоворот» попали все социальные слои — снизу доверху. Выплыло то, что выплывает всегда и везде, прочие пошли ко дну. Иной вопрос: могли ли те же державные мужи, манипулирующие рычагами власти, позитивным образом повлиять на «тектонические процессы» или не могли? На сей счет существует народная поговорка: «если бы да кабы, то выросли б во рту грибы». Наши не смогли, потому что поздно спохватились — социальные болезни приняли уже клиническую форму. Китайцы спохватились вовремя: взяв самое ценное от пресловутого «коммунизма», овладели ситуацией и более или менее безболезненно въехали в капитализм. И лидируют на мировой экономической арене. А россияне и украинцы находятся там, где им и положено находиться с их изумительными менталитетами.

Еще «занос».

До сих пор мы знали Тамару Логачеву, как первоклассного публициста — острого и полемичного. Но ее очерки и статьи красноречиво свидетельствовали о том, что их автор — человек не только с ясным и аналитичным умом, но еще и с художественным видением мира. Я не раз интересовался у общих знакомых — пишет ли она рассказы, повести или романы? И каждый раз слышал: «Да вроде бы нет… ничего такого… не грешит».

Но вот — «согрешила».

И до чего же здорово «согрешила»!

Долгое время мне казалось, что журналистика и литература несовместимы: разного, так сказать, поля ягоды. Более того, я был убежден, что одно вредит другому. Что ж, я заблуждался. А если и не заблуждался, то не должен был забывать об исключениях из правил. А я забывал. И потому изумился, нарвавшись сразу на два исключения — книгу очаровательной прозы профессионального журналиста Олега Шабельского «Все впечатленья бытия» и книгу Тамары Логачевой «Рожденная в СССР».

Но если книга Шабельского — проза «чистой воды», то книга Логачевой — сплав первоклассной публицистики с первокласной литературой: сплав прочный и в то же время легкий для восприятия, так как жанровые стихии тут не враждуют, а органично дополняют друг друга.

Однако для любого автора попытка работы в новом жанре — уже сама по себе «крутой вираж». Многие не справляются с управлением и «слетают с трассы». И это не удивительно. Удивительно, если автора лишь слегка «заносит».

Логачева явно не в восторге от «дамского рукоделия» Донцовых, Марининых и им подобных. В ее собственном профессиональном багаже — блестящие очерки на криминальные темы. В качестве журналиста не одно уголовное дело она изучила и осмыслила. Но очерк — жанр газетный. А газета — это жесткие рамки: диктат фактов и «печатных площадей». Для человека с воображением подобные рамки весьма стеснительны и обременительны. Работая над «Рожденной в СССР», Логачева рамки переступила. Впрочем, «переступила» — слово, не соответствующее ее творческому темпераменту. Отшвырнула ко всем чертям — это будет поточнее. Эх, размахнись, коса, раззудись, плечо! Расступитесь, Донцовы с Мариниными! Мне с вами не по пути!

И она действительно пошла своим путем, сочинив и вставив в книгу повесть «Моя мама — чудовище». Подчеркиваю слово «сочинила». То есть переключилась на стопроцентную беллетристику.

Известно, что детектив — жанр условный. Грубо говоря — художественное вранье. Именно по этой причине детектив всегда востребован читательской аудиторией. Отрази правдиво в детективе жизнь — никто не станет читать.

Но детектив детективу — рознь. Есть «вранье» талантливое, а есть бездарное. Массовому читателю разница не заметна, а читатель искушенный сразу определяет, где муза «ночевала», а где «не ночевала». «Муза» — она ведь не только поэтов обслуживает.

Логачева далеко позади себя оставила Донцовых и Марининых, то бишь написала повесть талантливо, но … не по-мужски (в лучшем смысле этого слова). Вернее — не совсем по-мужски. Женская ее рука местами и писать стала по-женски. Что незамедлительно отразилось на результатах творческих усилий: главный герой в психологическом отношении обрисовался не очень убедительно, а некоторые сюжетные линии вышились «белыми нитками».

Но с другой стороны: попробуйте залезть в сознание и подсознание человека, убившего собственную мать, а заодно и своего малолетнего сына: перед такой творческой задачей, пожалуй, спасовал бы сам маэстро Конан-Дойль.

Повторяю, что акцентирую внимание на «заносах» исключительно по причине своего скверного характера: книге они не вредят.

Напоследок — пару слов «без протокола».

Чего скрывать: читал «Рожденную в СССР» с привычным уже ностальгическим чувством. Но не о «затонувшем коммунистическом материке» я горевал. Тут другое…

Вот новый талантливый автор. Новая книга, дающая обильную пищу уму и сердцу. Кто эту «пищу» будет переваривать? Ведь она — не для желудков. Чем выше качественный уровень книги, тем дальше она от массового читателя: это — закон, столь же непреложный, как закон всемирного тяготения. Да и о каком читателе нынче может идти речь? В двадцать первом веке литература явно исчерпала свою коммуникативную функцию. Книги в квартирах даже «для мебели» держать уже немодно. При совдепии народ интересовался литературой, поскольку та была придатком идеологического аппарата. Лопнула совдепия — лопнула и отечественная литература.

Да если бы в одной совдепии было дело… Бердяев еще в середине двадцатого века сетовал: духовная жизнь в цивилизованном обществе становится все более примитивной. Отчего бы это? Ответ надо искать в учении Шопенгауэра о «ступенях объективации мировой воли». Но у кого сейчас хватит желания, терпения и времени, чтобы осилить Шопенгауэра?

Конечно, книга Тамары Логачевой гораздо проще и доступнее для понимания, чем труды немецкого философа, но какими числами будет измеряться количество ее читателей? Тут хоть рекламируй, хоть не рекламируй — изысканный аромат «Рожденной в СССР» вряд ли возбудит «аппетит» у массового потребителя. Разве что правило не сработает, по какой-то загадочной причине превратившись в исключение. Будем надеяться…

Закончим на юмористической ноте.

В дневниках уже упомянутого нами Жюля Ренара есть иронический отзыв об одном собрате-литераторе: «Он дружил только с критиками. И каждому из них говорил: «Вы один меня понимаете».

Надеюсь, я буду не единственным критиком, по достоинству оценившим прекрасную книгу Тамары Логачевой.

Геннадий Буйдин